Командор Петра Великого - Страница 94

Кого я пытался убедить? Его? Себя?

– Да наплюй ты на всех, Командор! Какое тебе дело?..

– Не мне… – На лестнице раздались чьи-то голоса, и я старательно закончил никчемный разговор: – Давай, Юра! Может, когда потом…

Я дружески хлопнул приятеля кулаком по плечу и торопливо направился к двери.

Хотелось выть по-волчьи, тоскливо и протяжно.

Домой возвращались верхом. Я специально не брал сани. Верховая езда по морозу весьма способствует выветриванию остатков хмеля. Поэтому со мной находился Ахмед. Он больше никому не доверяет во время конных прогулок. Вот если бы я ехал в санях, тогда бы меня дожидался Василий. Уж не знаю, как они договорились между собой, но это деление проводится между двумя слугами неукоснительно.

По дороге я решил, что Флейшман в общем-то прав. Я просто придумываю отговорки там, где надо действовать. И не петровского гнева страшусь. Ох, не его.

Кажется, я готов был сорваться и прямо сейчас мчать сломя голову в Москву. Единственное, что удерживало, – завтрашние учения. Офицер не может нарушить данного слова. Сам объявил, следовательно, должен явиться. Иначе какой я офицер?

А вот после учений…

Мысль согрела. Я начал представлять, как завтра вечером сорвусь из Коломны, а там будь что будет.

Уже около усадьбы мое внимание привлек горящий в окнах свет. В это время большинство людей давно спит. Тут же такое впечатление, будто слуги затеяли свою гульбу по случаю гульбы хозяина. Но почему на втором этаже? В моем кабинете, к примеру?

Нет, на гулянку это непохоже. В кабинете могут прибрать, но находиться там лишнее время запрещено даже самым близким людям. Тому же Ваське. Или Ахмеду.

Гости? Какие? Их бы, кстати, тоже поместили в гостевых комнатах, но не в святая святых хозяйских апартаментов.

Лихорадочно начал перебирать варианты. Разбойное нападение? Угу. В доме находятся несколько денщиков и Василий. Уж они бы не позволили бандитам врываться в усадьбу.

Но кто тогда? Молодцы Ромодановского? Эти могут все, и никакой закон им не писан.

В некоторой тревоге подъехал к дому, перебросил поводья Ахмеду, а сам торопливо ворвался в дом.

У самых дверей меня встретил Василий. Вид у бугая был сконфуженный, и сразу стало ясно: на самом деле случилось нечто, не предусмотренное никакими моими наставлениями. Мне показалось даже, что в глазах Васьки промелькнуло некое подобие страха. Чувство, которое он не выказывал ни при встречах с царем, ни при рейде на Кафу, ни при каперском морском походе.

– Я не виноват, барин! Они ворвались в дом да еще угрожали.

Это отдавало каким-то детским лепетом. Мечтательность с поразительной быстротой уступила место гневу. Я едва сдерживался, чтобы не наорать на слугу. Лишь сбросил плащ и быстро взлетел по лестнице на второй этаж.

Дверь на женскую половину была закрыта. Кажется, наглухо. Никто не пытался осторожно выглянуть, подслушать. Только непонятно было: спят уже или пребывают в тревожном ожидании.

Сзади громогласно топал Василий. Я проскочил приемную и ворвался в свой кабинет.

Ожидалась никогда не виденная, но все же штампованная картинка: несколько человек торопливо перебирают мои бумаги, сортируя те, в которых может быть какой-нибудь компромат. Выдвинутые ящики секретера, перевернутый невесть для чего стол и тому подобная дребедень. Самое главное – непонятно, как себя вести? Драться? В одиночку с целым государством? Покорно опустить голову при нынешних методах допроса?..

Конечно, никто не копался в вещах. Да и не было в кабинете нескольких человек. Одинокая женская фигура, вставшая с кресла при моем появлении.

На меня взглянули знакомые глаза, и гнев куда-то уплыл, словно его никогда не было.

– Я говорил, барин, а в ответ… – попытался пробубнить сзади Василий.

Я прикрыл дверь, оставив его с той стороны. Еще успел взглянуть так, что, думается, надолго отбил охоту соваться без спросу к хозяину.

– Леди… – больше слов у меня не нашлось.

Мэри молчала. Она лишь стояла и смотрела на меня с каким-то непонятным выражением, в котором были перемешаны грусть, страдание, смущение, ожидание и многое другое.

А может, я абсолютно не понял значение взгляда. Приписал желаемое и воображаемое, а на деле было нечто иное. Женщин порой трудно понять. Особенно когда их не ждешь.

Мир чуть расплывался перед глазами. Шумело в ушах. Что-то с силой било изнутри по ребрам.

Мэри стояла все так же молча и неподвижно. Я не выдержал, сделал несколько шагов в ее сторону и опустился перед ней на колени. Лишь руки не осмелился поднять.

Мэри осторожно запустила ладони в мои волосы. Ладони были холодны. Наверняка леди приехала незадолго до моего приезда, иначе успела бы согреться хоть немного.

– Встаньте, Командор, – слова прозвучали почему-то по-русски, хотя с очень сильным акцентом.

Я перехватил одну из ладоней и осторожно припал к ней губами. Пахнуло морозцем и какими-то духами.

– Встаньте, – повторила Мэри уже на английском.

Кажется, я подхватил ее, отнес на диван. Оказались же мы на нем, сидящие рядом, причем женская голова уютно покоилась на моем плече, а я руками и губами пытался согреть нежные ладони.

Невероятно, мы оба молчали. Слова были ненужными там, где люди чувствуют друг друга.

Так длилось очень долго. Мы были вместе, а больше ничего не требовалось.

– Я так ждала… – очень тихо произнесла Мэри.

Показалось, будто она тихо плачет. Пришлось бережно коснуться губами ее волос. Лицо англичанки оказалось рядом с моим, а в следующий момент наши губы слились в обжигающем, лишающем дыхания поцелуе.