Командор Петра Великого - Страница 26

За весь путь отставших не было. Остаться здесь в одиночку означало попасть даже не в плен – в рабство. Лучше идти из последних сил, но вместе со всеми.

– Примкнуть штыки!

Штык – еще одно наше усовершенствование. Потешные полки вооружены багинетами и в итоге в бою поставлены перед выбором – то ли стрелять, то ли колоть. Багинет, как известно, вставляется в ружейное дуло со всеми неизбежными последствиями.

Кафа уже где-то совсем рядом, и осталось привести в исполнение первоначальный план.

Нынешний полк – это десять рот, плюс учрежденная охотничья команда, или по существу – одиннадцатая рота. Итого – полторы тысячи штыков. Следовательно, нельзя показать хозяевам города наши подлинные силы. Задавят толпой. Если сумеют ее организовать.

По моему вызову рядом оказываются заместители и ближайшие помощники. Ширяев, Гранье, Лука и барон фон Клюгенау, занимающий должность большого полкового поручика, иными словами – подполковника. Я бы предпочел Григория, но тот только капитан, а чин и должность в настоящее время – синонимы.

Хотя навязанный мне заместитель – профессионал крепкий и потихоньку впитывает новое в вооружении и тактике.

– Разделяемся. Ширяев – три роты и полсотни казаков. Клюгенау – тоже, плюс артиллерия Гранье. Со мной – оставшиеся роты, охотничья команда, казаки и ракетный станок. Жан-Жак, задача – перекрыть огнем бухту, чтобы ни одно корыто не смогло ее покинуть. Вопросы?

– Не слишком мы рисковаль? – пользуется случаем Клюгенау. – Нас мало, а мы разделяем силы.

– Дитрих, – проникновенно сообщаю я, – воюют не числом, а умением. Еще – нахальством.

– Что есть нахальство? – не понимает подполковник.

Русский он старается освоить добросовестно, как и надлежит выполнять любое дело истинному немцу.

– Это когда ты убеждаешь противника, что он слабее тебя. Даже если дело обстоит наоборот, – поясняю я.

Дитрих задумывается, переводя мысль на немецкий, и потом важно кивает:

– О, йа-а! Хорошо сказано, герр полковник.

Лука хмыкает. Он с некоторым предубеждением относится к иностранцам.

– Больше маячьте, чем вступайте в бой, – напутствую я напоследок. – Будем брать на испуг.

Вся операция подготовлена из расчета, что никакого гарнизона в Кафе нет. Зачем он нужен? Черное море – это внутреннее озеро турецкого султана. Враги здесь не появлялись много лет. Точно так же, как никому давным-давно не удавалось вторгнуться в Крым. Если в Керчи еще сохраняется крепость, то Кафа – торговый порт. Крупнейший невольничий рынок юга.

Кстати, именно здесь французы частенько покупают гребцов для галер. Неприятно, но моя здешняя официальная родина – союзница турецкого султана, то есть как бы враг России.

– Ахмед, – подзываю одного из татар. – Проведешь отряд к выходу из бухты – слово офицера: будет тебе свобода и деньги.

– Моя проведет. Моя знает каждый камень. – Лицо татарина чуть озаряется предвкушением награды.

Я поворачиваюсь к своим помощникам и выдыхаю традиционное:

– С Богом, господа!

Короткие команды, и отряд разделяется на три части. Две торопливо расходятся в стороны, и лишь я с оставшимися ротами продолжаю двигаться прямо. Чуть помедленнее, давая остальным время на обход.

Кефе оказалась окруженной кольцом стен. Да только стены те были изрядно обветшавшими, рассчитанными на войны иных эпох. Не говоря уже о том, что к любым укреплениям требуются воины.

Людей в городе хватало, а воинов не было.

С облюбованной скалы я видел поднявшуюся в Кафе панику. Когда же в отдалении прогрохотали орудия Жан-Жака, в городе стало твориться нечто вовсе неописуемое.

Наш ракетный станок тоже выпустил партию ракет. Так сказать, для вящего убеждения наиболее упертых.

Маячившие там и сям казаки и егеря давали жителям знать, что город окружен и остается или сдаваться победителям, или ждать штурма с весьма вероятными кровавыми последствиями.

– Трубача и переводчика.

Переводчиком вызвался Карп Синельников. Как многие казаки, он говорил и по-татарски, и по-турецки. Ему же пришлось везти белый флаг. Я и в Вест-Индии предпочитал решать дело переговорами. Разве что не хватало последнего дополнительного аргумента в виде нескольких боевых кораблей у входа в бухту.

Опять забабахали пушки Гранье. Судя по частоте, бравый канонир развил максимальную скорострельность, не позволяя какому-то отчаянному капитану выйти из порта.

И вдруг канонада резко оборвалась. Я не мог знать, удалось ли неведомому судну уйти, или оно отправилось на дно морское, однако был уверен в одном – нападения на Жан-Жака со стороны горожан не было. В противном случае к пушечной пальбе обязательно добавились бы ружейные залпы.

В любом случае, это оказалось на руку. Этакая удачная прелюдия к соло на трубе, которое исполнил мой провожатый.

Ценители духовой музыки с пушечным аккомпанементом нашлись практически сразу. Пожилой богато одетый турок с седой бородой, какой-то не то слуга, не то телохранитель и переводчик. Последний – вполне возможно из бывших христиан. По крайней мере, мне он больше напомнил славянина.

– Полковник Русской армии Кабанов. Считаю своим долгом сообщить, что город окружен.

– Но откуда? – перевел ответ турка славянин.

– Неисповедимы пути Аллаха. – Все религии любят говорить о непознаваемости божественного промысла. Удобно, когда не хочешь уточнять детали.

В богословии я откровенно не силен. Потому вместо обсуждения тонкостей высших материй пришлось сразу спуститься на грешную землю. Наши условия были предельно просты: немедленная свобода всем невольникам-славянам и христианам. Обоего пола, вне зависимости, предназначены они для продажи или принадлежат кому-то из местных жителей.